Как
ни крути, а самый известный в мире джазмен русского происхождения - это
трубач Валерий Пономарев. То есть, конечно, знают и Игоря Бутмана, и,
скажем, Александра Сипягина, и басиста Mingus Big Band Бориса Козлова - но
Валерий Пономарев известен уже настолько хорошо, что его имя может назвать
не только специалист, но и рядовой любитель джаза. Все-таки имя Пономарева
прославил очень известный состав. Четыре года в 70-х Поно, как называют
его американцы, играл в Jazz Messengers у великого барабанщика Арта Блэйки.
Он записал с Jazz Messengers 11 альбомов. И, когда кончился его контракт,
место трубача в этом ансамбле занял тоже не самый малоизвестный музыкант -
а именно Уинтон Марсалис.
Мне довелось трижды интервьюировать Валерия Михайловича. Один раз - в
Москве, во время его приезда в сентябре 1996 г., когда он пришел на прямой
эфир моей программы "Джем-клуб" на ныне покойной радиостанции "Ракурс".
Это был его первый за много лет приезд на родину, если не считать
нескольких дней выступления на Первом московском международном фестивале
1990 г. В 96-м он сыграл в Москве только несколько клубных концертов со
старыми друзьями - трубачом Виктором "Арзу" Гуссейновым, пианистом Вагифом
Садыховым... Затем Пономарев приезжал с экс-Messenger'ом тенористом Бенни
Голсоном в декабре 1997-го - уже с полноценным туром по нескольким
российским городам. Второй раз я брал у него интервью в Нью-Йорке, в его
квартире на Манхэттене, в мае этого года. Третий - опять в Москве, когда
он в конце мая приехал уже с другим выпускником "блэйковских
университетов" - тромбонистом Кертисом Фуллером. Фрагменты из этих
интервью я и предлагаю вашему вниманию. Особенный интерес они представляют
постольку, поскольку Пономарев в октябре приезжает снова - на этот раз с
тенористом Бобом Бергом, с которым записал свою пластинку 97-го года - "A
Star For You". Я намеренно почти не редактировал их. В отличие от многих
других заокеанских русских, Валерий Пономарев старается быть стопроцентно
американцем, и это ему удается. Временами в его речи чувствуется акцент,
временами он строит фразы по-американски, ну а русская его речь совершенно
такая, как в Москве говорили двадцать пять лет назад - современный слэнг
постперестроечных времен его практически не затронул. Так что речь
музыканта - хороший штрих к его портрету... Сам он об этом самокритично
говорит так: "Нет у меня возможности часто по-русски говорить, и поэтому
язык у меня корявый... Вот мы сейчас наговоримся, и тут я разойдусь и
пойму, как надо было сказать, как красиво объяснить - но уже будет
поздно..."
О ТРУБЕ
Меня часто спрашивают, почему вы выбрали трубу? Почему вы выбрали джаз?
Такого, в общем-то, не бывает. Музыкант не сам выбирает свою профессию.
Чувствуешь, будто тебя кто-то выбрал и сказал: будешь играть на трубе.
Будешь играть джаз, и все! Что бы ты потом ни пытался делать, чем бы ни
пытался заниматься - единственная твоя настоящая любовь - это труба, ее
внешний облик, ее звучание... и джаз.
ОБ ИСТОРИИ РАБОТЫ В JAZZ MESSENGERS
Надо сказать, что главная причина, по которой я уехал в 73-м - я мечтал
играть у Арта Блэйки. Я еще в шестнадцать лет сказал своим друзьям - я
буду играть у Арта Блэйки. Никто не поверил, конечно. Когда я попал в
Нью-Йорк, я только и думал, как бы увидеть Арта, но это оказалось не очень
просто: его в городе не было... Потом он вернулся. В один прекрасный день
Арт Блэйки выступал в Нью-Йорке в клубе под названием Five Spot. Я туда
пришел и познакомился с ним. Я тогда первый раз увидел его, я очень хорошо
был с ним знаком, но только в плане звука - звучание его оркестра, его
инструмента мне было очень хорошо знакомо. Теперь я в первый раз в жизни
увидел его живьем. Он стоял передо мной в перерыве между отделениями...
приблизительно моего роста, широкоплечий, счастливый, здоровый, очень
оптимистичный человек... Я так вот, вылупив глаза, и смотрел на него. Меня
уже в Нью-Йорке к тому моменту довольно хорошо знали, хотя я там был, быть
может, пару месяцев. И кто-то из публики подошел к нему и говорит: "Арт
Блэйки, смотри, тут парень стоит рядом с тобой - Богом клянусь, играет
прямо как Клиффорд Браун!" (смеется) Он мне говорит - ну, давай,
представляйся, кто ты такой. Я говорю - я из Москвы, трубач. А он мне: "А
где твоя труба?" (у него голос такой низкий был, хриплый)... Я отвечаю - я
даже не подумал с собой трубу принести. Он сказал: "Вот принесешь трубу,
тогда будем с тобой разговаривать!.." Ну, конечно, на следующий день - это
было во вторник, значит, уже в среду я с трубой там сидел... И у него
взгляд был другой. Он понял, что это нешуточное дело. Если человек пришел
на следующий день с трубой - значит, дело серьезное. И, когда подошел
соответствующий момент, он сказал - О.К., можешь подойти и с нами сыграть.
Он пригласил играть не только меня, но и замечательного нью-йоркского
ударника по имени Джим Лавлэйс. Он совсем не знаменит, но в Нью-Йорке его
все знают. И вот я вылез, и этот парень стал играть... Я играл на
авансцене, и что творилось позади меня - я не видел. И вдруг я
почувствовал, что что-то переменилось. Вдруг я почувствовал себя, как на
Малой Бронной, дома, с магнитофоном. Я под магнитофон разучивал свои
любимые соло, партии своего любимого оркестра - Jazz Messengers. Я
обернулся - так и есть! Арт Блэйки уже заменил Джима, пока я играл, и сел
сам играть, его очень это заинтересовало. А то, что происходило дальше,
идет уже по словам тогдашнего трубача Art Blakey and the Jazz Messengers -
Билла Хартмана. Он мне пересказывал эту историю много раз. Он говорил:
"Когда ты начал играть, Арт Блэйки выпучил глаза - не верил ни своим ушам,
ни глазам и всей публике всем своим поведением показывал, что он абсолютно
ошарашен, изумлен и в восторге. Это продолжалось в течение первой вещи,
потом Арт подошел к микрофону и представил меня публике и сказал мне,
чтобы я играл еще вещь. Я сыграл, после этого он сказал мне, чтобы я еще
играл. Мы сыграли "New York Theme Song". После этого я сошел со сцены, и
Арт меня так бесцеремонно обхватил, и так крепко, что я не мог вырваться -
а он потный весь, грязный после игры: два часа играл, весь в поту. И все
время повторяет: "ты будешь у меня в оркестре играть. Ты будешь у меня в
оркестре играть!" Я сначала воспринял это просто как вежливость. А
оказалось, он мне всерьез это говорил. Через два года после этого -
больше, чем через два, почти через три года - Билл Хартман ушел из
оркестра, и я проработал в оркестре четыре года, объездил весь мир,
записал одиннадцать пластинок...
ОБ АМЕРИКЕ
В Америке сейчас сильно развивается изучение музыки. Молодые мальчишки, по
20 лет, так играют, что вы ни глазам, ни ушам не поверите. Стоит парень,
краснощекий, на вид года 22 - и играет... Все знает! Язык, гармонию,
репертуар - не знаешь, что сказать даже! Там столько музыкантов, столько
записей, что все просто знать невозможно. Куда ни приедешь, в самый
отдаленный город - очень может быть, что на концерте кто-нибудь подойдет,
попросится присоединиться и будет так играть, что просто..."на отрыв"! И
это не только в Америке, но и во всем мире так... Но такой концентрации,
какая есть в Нью-Йорке, конечно, нигде нет.
ОБ АЛЬБОМЕ "A STAR FOR YOU"
Записали мы этот альбом в начале мая прошлого года, вот уже год, как
записали. И вот уже полгода, как она вышла. Ее очень много по радио
передавали здесь, в Нью-Йорке, и много по всем Соединенным Штатам крутили.
На ней записаны замечательные музыканты - Билли Харт на барабанах, пианист
Сид Симмонс, который участвовал на моей предыдущей пластинке, басист Кенни
Уокер, который тоже на предыдущей записывался, и замечательный саксофонист
Боб Берг. Боб Берг - он начал свою карьеру с выступлений в оркестре Хорэса
Силвера, потом - с кем он только не работал... конечно, самое его
выдающееся достижение - работа с Майлсом Дэвисом, есть много видеозаписей,
где он с ним выступает. Еще он работал с Фредди Хаббардом, а сейчас - с
Чиком Кориа и еще с многими музыкантами. Мы с ним вместе едем на гастроли
в Сибирь в октябре. Гастроли, вернее, начинаются в Сибири, а дальше видно
будет.
Пластинка, в общем, вся посвящена памяти Арта Блэйки. Репертуар я почти
весь написал сам для этой пластинки, за исключением американского
стандарта под названием "We'll Be Together Again". Первая вещь, которая
открывает пластинку, называется "Commandments From Higher Authority" -
по-русски я еще даже не думал, как это говорить... (задумывается) как это
вот библейское название, когда Моисей?.. Заповеди? Да. Заповеди от высшего
авторитета... Эта вещь посвящена Арту Блэйки, потому что он был и остается
высшим авторитетом для меня и для других музыкантов. Что касается
джазового оркестра, его жизни, руководства им - вообще всего, что касается
оркестра - Арт Блэйки высший авторитет. И поскольку он сейчас далеко от
нас, на высоте, то я так эту вещь назвал. И начинается она со вступления,
которая, если прислушаться внимательно, напомнит вам русские церковные
хоры. Большинство вещей на пластинке написаны в духе Jazz Messengers.
Правда, с более усовершенствованным подходом к ритму, гармонии и
мелодической линии. Как вам известно, джазовая музыка - это живой язык,
который все время подвергается изменениям, приобретает новые и новые
формы. В этом смысле моя музыка всегда приобретает новое. Еще есть там
одна вещь - вальс, называется "Uh Oh". Арт Блэйки, когда что-нибудь
интересное увидит, все время так говорил - "uh oh". "Ого", мы бы сказали
по-русски, правильно? Некоторые вещи довольно далеко отходят от
традиционного звучания джаза - ну, современный джаз всегда приобретает
новые формы... в это смысле я нахожусь в линии...
О РОССИЙСКИХ ДЖАЗМЕНАХ
Я вырос в Москве, научился играть джаз в Москве и уж, конечно, знал всех
московских музыкантов; и я часто ездил в Петербург, и связи с
петербургскими музыкантами были очень тесные. Так что я был готов к
высокому, высочайшему уровню игры в этих городах. Но когда мы приехали в
Сибирь - это для меня было поразительным явлением. Так далеко, на морозе -
там на улице было сорок градусов мороза! Мы играли в кафе, и через стекла
кафе было видно, какой мороз снаружи... И музыканты там ТАК ИГРАЛИ
поразительно - вот это для меня было удивительным явлением... Я видел
замечательных музыкантов по всему миру. И везде повторяю, что выдающихся
музыкантов можно везде найти. И я даже, ко всему готовый, был поражен! И
ритм-секция в Новосибирске была замечательная, и музыканты были...
Выдающийся там есть барабанщик, Сергей Беличенко. Прекрасный там был
тенорист... высокий такой парень, черноволосый... фамилию, хоть убей, не
помню. (Видимо, Владимир Тимофеев? - ред.) В Новокузнецке была прекрасная
ритм-секция, прекрасный пианист... (Анатолий Берестов - ред.) И вот тот
факт, что это так далеко, что Россия столько времени была оторвана - не
было связи никакой с живым источником джаза... И несмотря на это - такие
гиганты существуют! Конечно, они не вчера начали джазом увлекаться. Все
они начали заниматься этой музыкой тогда, когда это не очень поощрялось. И
все они заслуживают самого высокого уважения... Могу только еще раз
поаплодировать тем музыкантам, с которыми я выступал в Москве, Петербурге
и Сибири... Россия - эта страна, очень богатая натуральными ресурсами. А
человеческие ресурсы тоже входят в это понятие. И вот эти натуральные
ресурсы сейчас начинают себя показывать - я всегда это повторяю.
О ПЛАНАХ
Следующую пластинку я буду записывать осенью. В моей практике нет такой
моментальной подготовки к записи - вот, мол, завтра мы записываем новую
пластинку - сегодня я сажусь за пианино и начинаю готовиться. Я готовлюсь
к новой записи постоянно. Прокручиваю в голове разные музыкальные идеи,
так или иначе их постоянно обдумываю. Это происходит автоматически, не то
чтобы я сажусь за клавиатуру и начинаю думать - "что мне записать на
следующую пластинку?". Когда уже придет разговор о том, что вот такая-то
дата, мы в студии - тогда я уже сажусь и начинаю писать ноты,
репетировать... Что будет записано на новую пластинку? Я могу только
сказать, что это будет продолжать традиционную линию джаза, но с теми
изменениями, которые вызваны изменениями языка джаза. Джаз - это живой
язык, который все время меняется. Английский, на котором я говорю - это не
тот язык, которым говорил Шекспир. Тем не менее это тоже английский язык.
И так же с языком джаза. Я ничего искусственно не прибавляю, просто жизнь
диктует.
ОБ ИСТОЧНИКАХ ВДОХНОВЕНИЯ
На стене у меня, в комнате, где я занимаюсь - фотографии музыкантов,
которые до сих пор являются моим самым сильным вдохновением. Весь мир
музыкальный. Клиффорд Браун, конечно, Майлс Дэвис... вот Дэвис и
Колтрейн... Ли Морган... Луис Армстронг... Вот эта фотография Ли Моргана
сделана в клубе за неделю до того, как его любовница застрелила... А вот
Арт Блэйки на программке клуба, где я с ним познакомился - Five Spot.
Очень, кстати, точно его характеризует: столько энергии, столько жизни...
Эта фотография очень точно схватила его характер. А вот единственный
неджазовый музыкант здесь, удивительный виртуоз трубы - Сергей Накоряков:
в детском, в пятнадцатилетнем возрасте он уже удивительный виртуоз
классической трубы. Его портрет очень символически висит: тут Чарли Паркер,
тут Арт Блэйки, тут африканские барабанщики, а тут Накоряков - виртуоз,
очень эмоционально играет; и вот если все это смешать - то получится
(резко передвигает руку по стене) Клиффорд Браун! (смеется) А вот
картинка, которую я нарисовал в детстве. Я ведь вундеркинд был, рисовал. Я
увидел в журнале "Америка" фотографию Луи Армстронга, которая меня просто
потрясла. Я целыми днями на нее смотрел и наконец перерисовал. Я тогда еще
не играл, но я себя взял и вообразил трубачом. И вот здесь рядом, на той
же бумаге - потому что ватманскую бумагу очень трудно было найти в то
время - я себя нарисовал и себя вообразил трубачом. И здесь очень хорошо
видно, что я на трубе еще не играл, потому что я даже не знал, как трубу
держать... а вот тут видно, что это я себя нарисовал - рыжие волосы...
сейчас, конечно, уже не очень рыжие... но какая символика? Ведь я так и
стал трубачом и до сих пор на трубе играю!
Уважаемые господа!
Напоминаю, что исключительные авторские и смежные права на размещенные
здесь тексты принадлежат их автору - Кириллу Мошкову. Любое
воспроизведение этих текстов где бы то ни было (интернет, печать,
радиовещание и т.п.) возможно только и исключительно с письменного
разрешения автора.